Жюль Ренар в своем дневнике говорит: «Смерть плохо устроена. Нужно, чтобы наши мертвецы от времени до времени посещали нас по нашему зову, беседовали с полчасика. Как много мы не успели им сказать, пока они были здесь». Что ж, выясним, так ли уж справедлив этот упрек в адрес смерти, и не идет ли она навстречу как раз этому пожеланию писателя.
Для этого рассмотрим, как собственно происходит феномен «прямых голосов» по словам самих экспериментаторов. Английский писатель Г.Деннис Брэдли в своей книге «Towards the Stars» («К звездам») описывает собственные впечатления на сеансе с сильным медиумом для производства «прямых голосов» Джорджем Вэлиэнтайном. Брэдли, находясь в деловой поездке по Соединенным Штатам, был приглашен своим другом принять участие в медианимическом сеансе и из любопытства согласился.Вот в каких выражениях описывает он свою первую встречу со спиритическими явлениями:
«Внезапно запала глубокая тишина, и тут же у меня возникло ощущение, будто в комнате присутствует кто-то пятый. Вслед за этим я услышал изящные интонации женского голоса, звавшего меня по имени. Голос дрожал от переполнявшего его чувства, звуки его раздавались поблизости от меня справа. Я держался холодно, спокойно, как и подобает бесстрастному наблюдателю. Я ответил на призыв односложным: «Да!». Тогда мое имя было повторено еще дважды, голос был все более исполнен волнения, словно бы та, которая говорила, была во власти радости, вновь увидав своего обожаемого друга после долгой разлуки. Я ответил: «Да, это я и есть. Что вам угодно?». И голос: «О! Я люблю тебя! Я тебя люблю!».
Слова эти были сказаны с наэлектризовывающими нежностью и красотой. Я слышал, как эти же слова произносят некоторые из величайших мировых актрис, но никогда не слышал, чтоб они были отмечены такою полнотою чувства... Я попросил: «Скажите мне, кто вы. Назовите ваше имя». С этого мига началась долгая, проникновенная беседа между нами; и уже не вполголоса, а в полный голос, как между двумя людьми, живущими в этом мире.
Наша взволнованная беседа, исполненная ликующей радости, разворачивалась в то время, как тут же сидело трое свидетелей, которые все слышали. Никто из них не знал моих семейных дел, и еще менее кто-либо из них мог знать, что у меня была сестра, умершая десять лет назад...
При жизни она обладала красивым голосом, который модулировал с чарующей гибкостью, а фразировка ее отличалась необычайной грацией, и при этом ока была «пуристкой» в выборе слов. Я никогда не встречал другой женщины, которая разговаривала бы с таким изяществом. Так вот: когда десять лет спустя после своей смерти она проявилась мне медианимическим путем, то говорила она с той же отличительной фразировкой, какую имела и при жизни, и каждый слог, какой она произносила, характеризовался теми неподражаемыми особенностями каденций и интонаций, которые отличали ее среди тысяч других женщин.
Мы беседовали четверть часа на разные интимные темы, которые могли быть известны только ей и мне... Затем я попросил ее рассказать о своей спиритической жизни, и она ответила, что совершенно счастлива в той чудесной обстановке, в которой живет; но в то же время она бесконечно рада, что наконец нашла способ говорить со мною.
Мы так долго говорили о своих делах, что оба сразу почувствовали, как мы бестактны по отношению к другим, которые ждали своей очереди. Прежде чем расстаться, я спросил ее, придет ли она завтра вечером, и она обещала мне прийти. Мы в последний раз поприветствовали друг друга, и перед тем как уйти, она послала мне звучный поцелуй, который был слышен всем... В этот вечер я пережил самое великое событие своей жизни.
Именно с того мгновения, как я узнал голос своей сестры, все показалось мне странным образом естественно; с того самого мига, как я поверил, сверхъестественное стало для меня естественным и разумным. Всякое сомнение исчезло пред подобным доказательством, и в один миг ум мой понял, как все то, что до сей поры представлялось мне невозможным, было, напротив того, возможно...
Всякое подозрение в чревовещании просто смешно. И никто на свете не смог бы имитировать ясный, чистый и нежный голос, который в тот вечер говорил со мною; ни один голос на свете не мог бы обладать теми индивидуальными свойствами, какие были присущи голосу Анни, с его особой интонацией, необычайными особенностями произнесения, отличавшими ее при жизни; не говоря уж о том, что никто не мог бы обнаружить столь полное знание всех перипетий общего нам с нею прошлого...»
На втором сеансе, на котором присутствовал Брэдли, произошло еще одно необычайное событие: состоялась оживленная и сердечная беседа между кухаркой и ее покойным мужем на языке басков. После этого Брэдли начал упражняться в медиумизме с целью самому добиться осуществления феномена «прямого голоса», что ему и удалось.
Однажды вечером, в октябре 1924 года, он пригласил к себе г-жу Фрэнсис Карсон', знаменитую английскую драматическую актрису, и как только погас свет, некая сущность, назвавшаяся ее мужем, окликнула её по имени. За этим последовала одна из самых волнующих и драматических бесед, какие только могут быть. Когда госпожа Карсон уходила, она заявила, что это свидетельство продолжения жизни близких представляет собой самое чудесное событие ее жизни.
Вечером 18 марта 1925 года Брэдли пригласил японского поэта Гонноскэ Ко-ман, и к величайшему удивлению всех присутствующих проявилась сущность, принявшаяся говорить с Коман на японском языке. Этот последний сообщил, что он вел разговор со своим старшим братом, тембр голоса которого он узнал и воспоминания которого вполне соответствовали тому, что было прежде.
Как можно видеть, опыты Брэдли, из которых мы приводим здесь только выдержки, имели результаты, без всякого сомнения, интересные и дающие богатую пищу для размышления о спиритизме, о смысле и назначении человеческой жизни. Они сосредоточены в двух книгах, имевших огромный успех в Англии, и когда подумаешь 6 том, что он месяцами подолгу беседовал с умершими родными и что то же случалось с теми, кого он приглашал на свои сеансы, и что сообщающиеся существа разговаривали также и на других языках, то не будешь удивляться тому, что Брэдли безоговорочно примкнул к спиритическому движению.
«Я с полной ответственностью утверждаю, - пишет он, - что если Анни и Уоррен не являются живыми и реальными спиритуальными личностями, то тогда большое число личностей бесцветных и призрачных, с коими мне пришлось встречаться в местах светского общения, в театрах и клубах, либо также суть в свою очередь призраки умерших, либо суть не что иное, как неудачные фантазии воображения. Доказательства своей тождественности, которые представили мне мои духовные друзья, гораздо более впечатляющи, нежели те, что представлены мне большинством завсегдатаев светских гостиных.
СМЕРТИ НЕТ: я написал два толстых тома, чтоб доказать это, и мне удалось непосредственно, на деле установить регулярные отношения с духовным миром. И я должен сказать, что открытие это на много голов выше всех прочих открытий, так как оно знаменует собой крупный шаг на пути, ведущем к истинной науке о будущем!»
* * *
Пойдем, однако, далее. Невилл Уаймент, профессор языкознания в Оксфорде, будучи в Нью-Йорке, был приглашен принять участив в сеансе с проявлением прямого голоса, так как сообщающаяся сущность изъяснялась на каком-то непонятном восточном языке. Стоит познакомиться и с изложением фактов в том виде, как его дает сам Уаймент:
«Тот, кто пригласил меня, сообщил мне, что «прямые голоса» говорили на языках, не известных никому из присутствовавших, и что поэтому мое появление было желательно единственно ради перевода с этих языков, а не потому что кого-либо интересовало мое мнение по поводу самих явлений.
Я узнал, что экспериментаторы были убежденными спиритами и что в ряде сеансов они получили удивительные доказательства, удостоверяющие личность сообщавшихся... Мне было довольно приятно это неожиданное приглашение. Хотя я никогда и не был противником спиритических исследований, но у меня как-то никогда не выпадало времени заняться этим, и поэтому сеанс, на который меня приглашали, показался мне интересным развлечением, которое могло бы доставить отдых моему уму. И, говоря откровенно, я рассчитывал, что уж я-то, после того как услышу некоторые из этих «прямых голосов», сумею открыть, каким образом производилась столь ловкая и изощренная мистификация.
В указанное время я приехал в назначенное место. Один за другим проявлялись разные голоса, говорившие по-английски с разными членами группы. Некоторые из этих бесед затрагивали обстоятельства столь интимные, что я чувствовал себя до крайности неловко, ибо мне начало казаться, что я посторонний, вторгшийся сюда подслушивать секреты ближних. По счастью, в комнате царил полумрак, и никто не мог увидеть, что я краснею от стыда.
Вдруг раздался громкий голос, представившийся как Крис то д'Анджело, сказано это было с сильным итальянским акцентом. Вслед за этим голос начал говорить на подлинном итальянском языке. По-итальянски я не говорю, но понимаю довольно хорошо. Говорящий обратился ко мне со следующими словами:
«Скажите синьоре X. (одна из присутствующих на сеансе), что она не сдержала данного мне слова достаточно выучить итальянский язык, чтоб разговаривать со мною на моем языке. Она продолжает отвечать мне по-испански, а это меня сильно затрудняет».
Дама, которой был адресован упрек, искренне признала, что Кристо д'Анджело прав. Этот последний некоторое время еще разговаривал со мной, выражаясь на каком - то темном итальянском диалекте. Позднее я узнал, что это было сицилианское наречие. Затем последовали другие голоса, говорившие по - английски; и вот неожиданно в полумраке раздались странные, расстроенные, скрипучие, но хорошо знакомые мне звуки, сразу же мысленно перенесшие меня в Китай. Это звучала китайская флейта, но исполнение было довольно неважное. В Небесной Империи часто случается натолкнуться на флейтистов, чего, несомненно, не происходит в другой части света.
И вот раздался глубокий бас, очень отчетливо произнесший слово: «К'унг-фу-Т'цу». В произнесении этого слова я обнаружил голосовые модуляции, заслуживающие самого большого внимания... «К'-унг-фу-Т'цу» - китайское произнесение имени «Конфуций»; это более чем имя, это титул. Он означает: «Высочайший Учитель философии К'унг». фамилия К'унг еще существует в Китае, и потомки великого философа более 2000 лет получали особую пенсию от китайского правительства.
И сам по себе факт прямого голоса, утверждающего, что он Конфуций, не очень - то примечателен, если учесть, что имя это самое знаменитое в китайской истории, но дело в том, что очень немногие люди на свете, если только они не китайцы, будут в состоянии правильно произнести его, как это сделал голос. Например, слог «Т'цу» или «Т'це» произнести правильно крайне трудно, и звук, наиболее приближающийся к этому - «ц», но все же это не совсем то. Я тут же, стало быть, убедился, что тот, кто говорил со мной, несомненно был сведущим востоковедом, ибо не только произношение, но и самые деликатные изгибы голоса были воспроизведены совершенно правильно.
Я спросил: «Кто вы?». Тот же голос с некоторым нетерпением ответил: «К'унг-фу-Т'цу». Мысль о том, что это мог быть сам Конфуций, мне и в голову не пришла; я просто предположил, что нахожусь в присутствии кого-то, кто желал бы побеседовать со мною о жизни и философии великого китайского мыслителя. Я решил проникнуть в глубь тайны; для чего, соблюдая обычный китайский приветственный церемониал, спросил еще: «Могли бы вы сказать мне, как вас звали при жизни?» - К'ью», - был ответ. Правильно, но имя это хорошо известно востоковедам. И, стало быть, правильный ответ этот, как бы ни был он интересен, еще не мог служить окончательным доводом, удостоверяющим личность говорящего.
И потому я снова спросил: «Могли бы вы сказать, как вас звали в 14 лет?». Тут же получаю правильный и исчерпывающий ответ, сказанный к тому же со специфически китайской интонацией и голосовой модуляцией. Отмечу, что имя, которое на этот раз было мне названо, и среди самих востоковедов известно весьма немногим.
После этого я заметил своему собеседнику, что некоторые из классических стихотворений, им самим написанных или изданных, представляются непонятными современным читателям. Голос попросил, чтобы я указал какие-либо из этих стихов, дабы он мог внести ясность. Я выбрал третий стих в «Ши-Конг», поскольку он наиболее темен из всех. Я помнил только первую строку и прочел ее ему. И тут же голос, с совершенной китайской фонетикой, прочел мне все стихотворение, которое известно сегодня, и после паузы в пятнадцать секунд прочитал его мне снова, но на этот раз в правильном варианте, что придало всему стиху совершенно иное значение.
Сделав это, голос спросил: «Теперь, когда я все исправил, понятен ли вам смысл?»...
В других случаях духи китайских деятелей говорили на своем языке в отсутствие профессора Уаймента, что, таким образом, исключало возможность чтения мысли в уме консультанта. На сеансах присутствовал лорд Чарлз Хоуп, делавший запись звучавших голосов на диске (ибо в ту пору еще не было магнитофонов). Когда затем Уаймент прослушивал записи, он признал, что голоса в совершенстве говорят на китайском языке.